Неточные совпадения
И от всего этого откажусь, кину, брошу, сожгу, затоплю, если только ты вымолвишь одно слово или хотя только шевельнешь своею
тонкою черною
бровью!
На другой стороне, почти к боковым воротам, стоял другой полковник, небольшой человек, весь высохший; но малые зоркие очи глядели живо из-под густо наросших
бровей, и оборачивался он скоро на все стороны, указывая бойко
тонкою, сухою рукою своею, раздавая приказанья, видно было, что, несмотря на малое тело свое, знал он хорошо ратную науку.
На минуту лицо ее стало еще более мягким, приятным, а затем губы сомкнулись в одну прямую черту,
тонкие и негустые
брови сдвинулись, лицо приняло выражение протестующее.
В соседнем отделении голоса звучали все громче, торопливее, точно желая попасть в ритм лязгу и грохоту поезда. Самгина заинтересовал остроносый: желтоватое лицо покрыто мелкими морщинами, точно сеткой
тонких ниток, — очень подвижное лицо, то — желчное и насмешливое, то — угрюмое. Рот — кривой, сухие губы приоткрыты справа, точно в них торчит невидимая папироса. Из костлявых глазниц, из-под темных
бровей нелюдимо поблескивают синеватые глаза.
Роскошные белокурые волосы были острижены, и девушка походила теперь на мальчика лет пятнадцати с
тонким профилем и точно нарисованными
бровями.
Молодое бледное лицо с густыми черными
бровями и небольшой козлиной бородкой было некрасиво, но оригинально; нос с вздутыми
тонкими ноздрями и смело очерченные чувственные губы придавали этому лицу капризный оттенок, как у избалованного ребенка.
Я не мог видеть ее глаз — она их не поднимала; но я ясно видел ее
тонкие, высокие
брови, ее длинные ресницы: они были влажны, и на одной из ее щек блистал на солнце высохший след слезы, остановившейся у самых губ, слегка побледневших.
Тетка покойного деда рассказывала, — а женщине, сами знаете, легче поцеловаться с чертом, не во гнев будь сказано, нежели назвать кого красавицею, — что полненькие щеки козачки были свежи и ярки, как мак самого
тонкого розового цвета, когда, умывшись божьею росою, горит он, распрямляет листики и охорашивается перед только что поднявшимся солнышком; что
брови словно черные шнурочки, какие покупают теперь для крестов и дукатов девушки наши у проходящих по селам с коробками москалей, ровно нагнувшись, как будто гляделись в ясные очи; что ротик, на который глядя облизывалась тогдашняя молодежь, кажись, на то и создан был, чтобы выводить соловьиные песни; что волосы ее, черные, как крылья ворона, и мягкие, как молодой лен (тогда еще девушки наши не заплетали их в дрибушки, перевивая красивыми, ярких цветов синдячками), падали курчавыми кудрями на шитый золотом кунтуш.
Я переставал читать, прислушиваясь, поглядывая в его хмурое, озабоченное лицо; глаза его, прищурясь, смотрели куда-то через меня, в них светилось грустное, теплое чувство, и я уже знал, что сейчас обычная суровость деда тает в нем. Он дробно стучал
тонкими пальцами по столу, блестели окрашенные ногти, шевелились золотые
брови.
Потом, с прибавлением теплоты в воздухе, с каждым днем токует громче, дольше, горячее и, наконец, доходит до исступления: шея его распухает, перья на ней поднимаются, как грива,
брови, спрятанные во впадинках, прикрытые в обыкновенное время
тонкою, сморщенною кожицею, надуваются, выступают наружу, изумительно расширяются, и красный цвет их получает блестящую яркость.
Мир, сверкавший, двигавшийся и звучавший вокруг, в маленькую головку слепого проникал главным образом в форме звуков, и в эти формы отливались его представления. На лице застывало особенное внимание к звукам: нижняя челюсть слегка оттягивалась вперед на
тонкой и удлинившейся шее.
Брови приобретали особенную подвижность, а красивые, но неподвижные глаза придавали лицу слепого какой-то суровый и вместе трогательный отпечаток.
Брови ее были резкие,
тонкие и красивые; особенно был хорош ее широкий лоб, немного низкий, и губы, прекрасно обрисованные, с какой-то гордой, смелой складкой, но бледные, чуть-чуть только окрашенные.
Являлись и еще люди из города, чаще других — высокая стройная барышня с огромными глазами на худом, бледном лице. Ее звали Сашенька. В ее походке и движениях было что-то мужское, она сердито хмурила густые темные
брови, а когда говорила —
тонкие ноздри ее прямого носа вздрагивали.
Весовщиков сидел на стуле прямо, точно деревянный, упираясь ладонями в колена, и его рябое лицо без
бровей, с
тонкими губами, было неподвижно, как маска.
На их игру глядел, сидя на подоконнике, штабс-капитан Лещенко, унылый человек сорока пяти лет, способный одним своим видом навести тоску; все у него в лице и фигуре висело вниз с видом самой безнадежной меланхолии: висел вниз, точно стручок перца, длинный, мясистый, красный и дряблый нос; свисали до подбородка двумя
тонкими бурыми нитками усы;
брови спускались от переносья вниз к вискам, придавая его глазам вечно плаксивое выражение; даже старенький сюртук болтался на его покатых плечах и впалой груди, как на вешалке.
Она была без шляпы, и Ромашов быстро, но отчетливо успел разглядеть ее
тонкий, правильный нос, прелестные маленькие и полные губы и блестящие черные волнистые волосы, которые от прямого пробора посредине головы спускались вниз к щекам, закрывая виски, концы
бровей и уши.
Сурмит тоже
брови, и без того длинные,
тонкие и темные.
Это был человек лет сорока пяти, сухой, лысый, в полувенце черных, курчаво-цыганских волос, с большими, точно усы, черными
бровями. Острая густая бородка очень украшала его
тонкое и смуглое, нерусское лицо, но под горбатым носом торчали жесткие усы, лишние при его
бровях. Синие глаза его были разны: левый — заметно больше правого.
Особенно же выделялись из свиты два человека: один — молодой,
тонкий, как женщина, в поясе и широкий в плечах, с чуть пробивающейся русой бородкой, красавец с бараньими глазами, — это был Элдар, и другой, кривой на один глаз, без
бровей и без ресниц, с рыжей подстриженной бородой и шрамом через нос и лицо, — чеченец Гамзало.
Небольшого роста, прямой, как воин, и поджарый, точно грач, он благословлял собравшихся, безмолвно простирая к ним длинные кисти белых рук с
тонкими пальчиками, а пышноволосый, голубоглазый келейник ставил в это время сзади него низенькое, обитое кожей кресло: старец, не оглядываясь, опускался в него и, осторожно потрогав пальцами реденькую, точно из серебра кованую бородку, в которой ещё сохранилось несколько чёрных волос, — поднимал голову и тёмные густые
брови.
Молчаливый, сдержанный, он говорил тихо, вдумчиво, смотрел на всё зорко, а между
бровей, над переносьем, у него уже намечалась печальная
тонкая складка.
Его совиные глаза насмешливо округлились, лицо было разрезано
тонкой улыбкой на две одинаково неприятные половины, весь он не соответствовал ласковому тону слов, и казалось в нём говорит кто-то другой. Максим тоже, видимо, чувствовал это: он смотрел в лицо горбуна неприязненно, сжав губы, нахмурив
брови.
Иностранное происхождение Инсарова (он был болгар родом) еще яснее сказывалось в его наружности: это был молодой человек лет двадцати пяти, худощавый и жилистый, с впалою грудью, с узловатыми руками; черты лица имел он резкие, нос с горбиной, иссиня-черные, прямые волосы, небольшой лоб, небольшие, пристально глядевшие, углубленные глаза, густые
брови; когда он улыбался, прекрасные белые зубы показывались на миг из-под
тонких жестких, слишком отчетливо очерченных губ.
Ее
брови нахмурились, и
тонкие ноздри дрогнули.
Но, увидев меня, она вдруг замолчала и вспыхнула густым румянцем. Ее
тонкие черные
брови недовольно сдвинулись, а глаза с вопросом обратились на старуху.
Прелесть его заключалась в этих больших, блестящих, темных глазах, которым
тонкие, надломленные посредине
брови придавали неуловимый оттенок лукавства, властности и наивности; в смугло-розовом тоне кожи, в своевольном изгибе губ, из которых нижняя, несколько более полная, выдавалась вперед с решительным и капризным видом.
Пред ним сидел, перебирая по краю стола
тонкими ручками, человек широкоплечий, с просторным туловищем на коротких ногах, с понурою курчавою головой, с очень умными и очень печальными глазками под густыми
бровями, с крупным правильным ртом, нехорошими зубами и тем чисто русским носом, которому присвоено название картофеля; человек с виду неловкий и даже диковатый, но уже, наверное, недюжинный.
Вот и дама медленно всходит из сада по широким ступеням мраморной лестницы; это старуха, очень высокого роста, темное строгое лицо, сурово нахмуренные
брови,
тонкие губы упрямо сжаты, как будто она только что сказала: «Нет!»
Стоя пред окном, он, нахмурив
брови, смотрел в сад, там, в сумраке, тихо шевелились кусты бузины и
тонкие, как бечёвки, ветви берёзы качались в воздухе.
Его бритое лицо было покрыто частой сетью мелких красных жилок, издали оно казалось румяным, а вблизи — иссечённым
тонким прутом. Из-под седых
бровей и устало опущенных век сердито блестели невесёлые глаза, говорил он ворчливо и непрерывно курил толстые, жёлтые папиросы, над большой, белой головой всегда плавало облако синеватого дыма, отмечая его среди других людей.
Особенно хорош был ее чистый и ровный лоб над
тонкими, как бы надломленными посередине
бровями.
Его глаза, глубоко запрятанные среди
бровей, складок и морщин, цедили тот старческий блестящий взгляд, в котором угадываются и отличная память, и
тонкий слух.
Молодая женщина, скинув обувь, измокшую от росы, обтирала концом большого платка розовую, маленькую ножку, едва разрисованную лиловыми
тонкими жилками, украшенную нежными прозрачными ноготками; она по временам поднимала голову, отряхнув волосы, ниспадающие на лицо, и улыбалась своему спутнику, который, облокотясь на руку, кидал рассеянные взгляды, то на нее, то на небо, то в чащу леса; по временам он наморщивал
брови, когда мрачная мысль прокрадывалась в уме его, по временам неожиданная влажность покрывала его голубые глаза, и если в это время они встречали радужную улыбку подруги, то быстро опускались, как будто бы пораженные ярким лучом солнца.
Четвероугольный череп, почти без изгиба переходивший в широкий и мощный затылок; круто спускавшийся и выпуклый лоб;
брови, опущенные на середине и сжимавшие кожу в вертикальную складку, сильные челюсти и
тонкие губы — все это казалось мне сегодня чем-то новым.
Сусанна слегка обратилась к г. Ратчу; я увидел лицо ее в профиль.
Тонкая,
бровь высоко поднялась над опущенной векой, неровный румянец разлился по щеке, маленькое ухо рдело под закинутым локоном.
Он засмеялся и взял ее за руку. Ее широкое, очень серьезное, озябшее лицо с
тонкими черными
бровями, поднятый воротник пальто, мешавший ей свободно двигать головой, и вся она, худощавая, стройная, в подобранном от росы платье, умиляла его.
Сергей Петрович Хозаров, поручик в отставке, был лет двадцати семи; лицо его было одно из тех, про которые говорят, что они похожи на парижские журнальные картинки: и нос, например, у него был немного орлиный, и губы
тонкие и розовые, и румянец на щеках свежий, и голубые, правильно очерченные и подернутые влагою глаза, а над ними
тонкою дугою обведенные
брови, и, наконец, усы, не так большие и не очень маленькие.
Ласково и кокетливо сверкнув глазами из-под
тонких смелых
бровей, Генриетта сбросила свой бурнус на руку Арбузову, быстрым женским привычным движением поправила волосы и, взявшись с мужем за руки, грациозно выбежала на арену.
Все это и делала Павла своими
тонкими руками, в вечном молчании, глядя на свет божий из под своих персидских
бровей.
Когда Гаврила Иванович начинал говорить, густые черные
брови у него поднимались и лоб покрывался
тонкими морщинками.
Платье, серое с голубым, плотно закрывало шею и руки; блестящие оленьи глаза под
тонкими, высоко выведенными
бровями казались воплощением гордости.
Длинная
тонкая полуседая борода падала ему на грудь, и из-под нависших хмурых
бровей сверкал взгляд огневой, лихорадочно воспаленный, надменный и долгий.
А у него куконица просто как сказочная царица: было ей лет не более, как двадцать два, двадцать три, — вся в полном расцвете,
бровь тонкая, черная, кость легкая, а на плечиках уже первый молодой жирок ямочками пупится и одета всегда чудо как к лицу, чаще в палевом, или в белом, с расшивными узорами, и ножки в цветных башмаках с золотом.
Чело, прекрасное, нежное, как снег, как серебро, казалось, мыслило;
брови — ночь среди солнечного дня,
тонкие, ровные, горделиво приподнялись над закрытыми глазами, а ресницы, упавшие стрелами на щеки, пылавшие жаром тайных желаний; уста — рубины, готовые усмехнуться…
Слежу, и
бровь дугою
тонкой.
Приподняв
брови, он беспокойно стучал донцем ложки о край стола и смотрел на Николая круглыми глазами филина; они уже выцвели, и зрачки их были покрыты частою сетью
тонких красных жилок.
Орлову было лет под тридцать. Нервное лицо с
тонкими чертами украшали маленькие тёмные усы, резко оттеняя полные, красные губы. Над большим хрящеватым носом почти срастались густые
брови; из-под них смотрели всегда беспокойно горевшие, чёрные глаза. Среднего роста, немного сутулый от своей работы, мускулистый и горячий, он, долго сидя на розвальнях в каком-то оцепенении, рассматривал раскрашенную стену, глубоко дыша здоровой, смуглой грудью.
В желтом свете фонаря лицо Степана резко и выпукло выделялось из мрака. Все оно сплошь заросло русыми, курчавыми, мягкими волосами бороды, усов и
бровей. Из этого леса выглядывали только маленькие голубые глаза, вокруг которых лучами расходились
тонкие морщинки, придававшие им всегдашнее выражение ласковой, усталой и в то же время детской улыбки.
— Мне у вас здесь очень нравится, — сказала она и улыбнулась, и по этой слабой, несмелой улыбке можно было судить, как она в самом деле нездорова, как еще молода и как хороша собой; у нее было бледное, худощавое лицо с темными
бровями и белокурые волосы. И девочка была такая же, как мать, худощавая, белокурая и
тонкая. Пахло от них духами.
Глаза — ровно те незабудки, что рассеяны по чарусе, длинные пушистые ресницы,
тонкие, как уголь, черные
брови… только губы бледноваты, и ни в лице, ни в полной, наливной груди, ни во всем стройном теле нет ни кровинки.